Другой пример. Опять же, в акте указывается, что гражданка такая-то - генеральный директор фирмы такой-то - свидетельствует, что никаких сделок с налогоплательщиком возглавляемая ею фирма не заключала. Читаю протокол допроса - свидетель действительно подтверждает, что его компания не имела никаких хозяйственных отношений с ООО "Ромашка". И все бы хорошо, но только акт проверки составлен в отношении ООО "Василек". То есть свидетеля допрашивали на предмет взаимоотношений не с налогоплательщиком, а с другой компанией.
И это еще не все - проверка налогоплательщика начата в апреле, а протокол допроса датирован мартом. То есть свидетеля успели допросить еще до того, как начали проверку. Как такое могло случиться, в общем-то понятно. Допрос свидетеля проводила другая инспекция по поручению налогового органа, проводящего проверку. При этом сам свидетель - учредитель и генеральный директор примерно 50 компаний. И местная инспекция уже давно устала эту тетеньку допрашивать. И когда к ним приходит очередное поручение, они берут первый попавшийся протокол допроса и отправляют его инициатору поручения. А инспекция, которая проводит проверку налогоплательщика, либо вообще этого не замечает, либо делает вид, что не замечает.
Или такая ситуация. Свидетель - инвалид, которому трудно самостоятельно передвигаться. Поэтому его допрашивают дома. При этом в протоколе допроса все вопросы и ответы распечатаны на принтере. Чем это объяснить? Конечно, можно предположить, что инспекторы принесли компьютер и принтер с собой и распечатали протокол на месте проведения допроса. Но в протоколе отмечено, что "технические средства не применялись". Значит, такая версия отпадает. А какая остается? Остается версия о том, что ответы на вопросы были заранее подготовлены налоговым органом и свидетелю просто предложили под ними расписаться. Очевидно, что в этом случае достоверность сведений, полученных при допросе, вызывает большие сомнения. И если дело дойдет до суда, нужно обязательно обратить его внимание на это обстоятельство.
Есть и более очевидные нарушения, которые сразу бросаются в глаза. Например, когда свидетель забывает расписаться после фразы "С моих слов записано верно". Или когда паспортные данные допрошенного лица не совпадают с данными генерального директора компании, указанными в учредительных документах. Такое тоже бывает. Фамилия, имя, отчество совпадают, а паспортные данные - нет. В принципе, эти сведения вообще можно не указывать в протоколе. Но если уж они есть и указаны неверно, это говорит о том, что налоговый орган допросил не того человека. Ведь мало ли у нас в стране Ивановых Иванов Ивановичей!
И еще. При работе с протоколами крайне важно учитывать, что у налоговых органов нередко отсутствует критическое восприятие той информации, которую они получают при допросе свидетелей. Что я имею в виду? Например, допрашивают абсолютно опустившегося товарища, формально - учредителя и директора организации. Он говорит: "Я случайно оказался в офисе юридической компании, где мне было предложено стать учредителем". И этому детскому лепету на лужайке инспекторы верят безоговорочно. Но, простите, как мог этот гражданин случайно оказаться в офисе юридической компании? Там охрана, туда пускают только по пропускам. Вот в то, что он случайно мог оказаться в пивной, я готов поверить. А в офисе юридической компании - это вряд ли.
Однажды я обратил на это внимание арбитражного суда, а чтобы подтвердить свои сомнения в достоверности показаний свидетеля, принес с собой распечатку одной из страниц с сайта юридической компании, упомянутой в протоколе допроса. А на этой странице было написано: "Наша компания не занимается регистрацией подставных фирм". Врут? Возможно. Но ни мне, ни налоговому органу, ни суду доподлинно это не известно. И значит, налицо противоречие между публичным заявлением юридической компании и показаниями свидетеля. И пока это противоречие не будет устранено, информацию, полученную от свидетеля, нельзя рассматривать как установленный факт.
Другой, очень распространенный пример. Номинальный директор компании-поставщика на самом деле работает грузчиком или охранником, а при допросе оперирует терминами, известными только специалистам, непосредственно связанным с исчислением налогов. Он говорит: "Я не составлял и не подписывал первичные учетные документы и счета-фактуры, не вел регистры бухгалтерского и налогового учета, не представлял декларации в налоговые органы". Понятно, что ни грузчик, ни охранник так говорить никогда не будет. А это значит, что показания свидетеля были записаны под диктовку налогового инспектора и не могут свидетельствовать о фактических обстоятельствах дела.
Впервые опубликовано в издании "Главная книга. Конференц-зал" 2011, N 5
Мухин М.С.
Узнать подробнее о журнале "Главная книга"
